Люблю учёных. Интересные они ребята))
читать дальшеИсследователи из Великобритании наконец-то поставили опыт, о котором мечтали пятьдесят долгих лет
Слово «наркотики» в заголовке всегда привлекает читателя, под это дело можно заманить публику на любую скукотищу, вроде того же бозона. Но у нас все наоборот: бозон для красоты, а речь-то пойдет об LSD. Да и вообще о бозоне первым вспомнил не я, а профессор Дэвид Натт из лондонского Империал-колледжа.
«Для нейробиологии это — как бозон Хиггса для физиков», — сказал он о своем последнем достижении.
Достижение же состояло вот в чем: он уговорил чиновников разрешить ему накормить добровольцев LSD (то есть диэтиламидом лизергиновой кислоты, то есть, по-нашему, «кислотой»). Чтобы посмотреть, что у них после этого будет твориться в мозгу.
Почему же нейробиологи дожидались этого опыта целых полвека?
Предыстория
Мы не будем делать вид, будто наши читатели вообще первый раз слышат о кислоте и им надо все объяснять, как маленьким. То, что LSD проделывает с сознанием человека всякие интересные фокусы, стало ясно уже в 1950-е годы, когда эта субстанция была страшно популярна среди молодежи, жадной до новых ощущений. Говорили, что она «расширяет сознание», и некоторые думали даже, что после приема этой штуки происходят необратимые изменения личности, то ли в лучшую сторону, то ли в худшую (потом психологи показали, что ни фига не происходят).
На самом деле любая химия, которая бьет по мозгам, интересна для нейробиолога. Вот, например, водка. Выпил ее — и рожа краснеет, начинаешь нести пургу, качаться, а то и упадешь ничком в грязь. Ясно, что как-то эта водка действует на центры равновесия, на статус кровеносных сосудов и на механизмы самоконтроля. Остается изучить, как именно — и станет яснее, как работают эти самые механизмы. Или, допустим, гашиш: все эмоции становятся как бы ярче — и тревога, и веселье, и удовольствие от еды. А вот интеллект и сообразительность, наоборот, ярче не становятся, и это еще очень мягко сказано. Тоже есть чем тут заняться нейробиологу, изучающему базовые эмоции или кратковременную память.
В этом смысле «кислота» всегда казалась особенно интригующей, потому что била, если можно так сказать, по самому интересному. По ощущению своего «я». У обдолбавшихся субъектов, по их собственным рассказам, это самое «я» как бы растворялось, растекалось по окружающему миру, так что непонятно, где его вообще искать. Плюс к тому — яркие галлюцинации, слияние звуков и цветов, иногда приятно вдохновляющие, но нередко и совершенно кошмарные. Но это как раз не самое любопытное, глюки и от ядовитых мухоморов случаются, а вот странные фокусы с ощущением своего «я» — тут действительно все нейробиологи возбужденно потирали руки. Если есть какая-то заветная тайна в нейробиологии — она как раз в том, что же это за «я» такое, с которым мы все так носимся.
Но зря они потирали руки. Потому что кислоту тотчас же и запретили — сперва в США и Великобритании, а затем и по всему свету. В 1960-х правительства сказали ученым очень твердо, что ничего в ней интересного нет. Это никакое не лекарство (хотя тысячи людей к тому времени вылечились LSD от алкоголизма, например), и вообще это очень вредно.
И ученые решили не лезть на рожон. И не лезли — вплоть до XXI века, когда суммарная масса человеческого здравого смысла наконец-то перевесила ханжеские предрассудки.
История
Дэвид Натт всю жизнь занимается шмалью и даже работал правительственным консультантом по вопросам наркомании. Это, видимо, помогло ему продраться через бюрократию. Вообще поиск по имени David Nutt дает кучу англоязычных статей, каждая из которых может быть взята на вооружение сторонниками легалайза. Одним словом, профессор Натт — боец закаленный.
Формально исследования тяжелых наркотиков в Англии легальны (однако при условии, что наркотики не используются с лечебной целью — странно, правда?). Но получить одобрение комитета по этике было только частью истории; еще надо было найти деньги, а охотников платить за такие фокусы найти нелегко. В результате нашелся частный благотворительный фонд в Швейцарии и оксфордское общество, выступающее за реформу антинаркотического законодательства. Остальное собрали краудфандингом.
Потом нашли 20 испытуемых — все они, мягко выражаясь, имели некоторый опыт в употреблении контролируемых субстанций. Дали им дозу (какую именно, в нашей стране, кажется, указывать запрещено, так что те, кто не знает английского, останутся без этой ключевой информации). Наши друзья отъехали на восемь часов, а тем временем их мозги сканировали с помощью магнито-резонансной томографии.
Работать с торчками — то еще веселье: из двадцати ребят пятеро залезли в сканер неправильно, и их данные пришлось выбросить в корзину. Осталось всего 15 обдолбанных кислотой мозгов. Но то, что в них происходило, было настолько стандартным и наглядным, что выборку сочли совершенно достаточной. Так что данных хватило на статью в PNAS и еще на несколько публикаций, которые появятся в научных журналах в ближайшем будущем.
Результаты
Вот картинка, обошедшая все научно-популярные ресурсы.
Иллюстрация: Imperial College London
Иллюстрация: Imperial College London
Сразу видно, что у обдолбанных мозги светятся ярче. Это потому, что разные области мозга, которые в обычном состоянии не слишком взаимодействуют между собой, начинают общаться гораздо интенсивнее. Например, зрительная кора просто сияет, да еще и постоянно связывается с теми участками, которые в норме отвечают за эмоции. Отсюда-то и галлюцинации, и синестезия, и яркая эмоциональная окрашенность всего, что примерещится испытуемому в его волшебном трипе.
Но есть в мозгу такие нейронные цепи, которые весьма активны, даже когда мозг в покое. Нейробиологи называют их «дефолт-системой» (Default Mode Network), а открыл ее Маркус Рейчел в 2001 году. И вот именно эти сети под действием наркотика приходили в угнетенное состояние, нейроны теряли синхронизацию. Субъективно испытуемые описывали это как «растворение своего я» — тот самый эффект, за которым гонялись нейробиологи. Любопытно, что похожая картина наступает от псилоцибинов (это наркота, содержащаяся в грибах-поганках), и сопровождается она тем же субъективным растворением личности.
Много других интересных вещей наблюдали ученые в мозгах у торчков за эти восемь часов. Некоторым даже давали слушать музыку (результаты этого опыта еще не опубликованы). Ясно, что описанный опыт Натта и его коллег — это только начало, дайте срок, и нейробиологи во всем разберутся.
То есть они поймут, что такое человеческое «я» и что такое самосознание.
Потом, возможно, придумают лекарства на основе LSD, которыми будут лечить депрессии и зависимости, — именно такими обещаниями профессор Натт приманивает спонсоров, — но нас-то не обманешь. На самом деле не так уж интересны ему эти депрессивные алкоголики.
Ему интересно ваше «я», уважаемый читатель. Он намерен его препарировать и доказать как дважды два, что ничего особенного в вашем «я» нет.
Как ему вообще это разрешили?!
Проблема легалайза: экзистенциальный аспект
Наверняка где-то в середине рассказа самые чистосердечные из читателей посетовали, что из-за каких-то глупых наркоманов и ограниченных чиновников такой важный опыт задержался на целых полвека. Если бы никто не злоупотреблял, не торговал бы из-под полы, относились бы мы к LSD как к аспирину, с научной трезвостью. Эти читатели, кажется, немного не додумали.
Лучше бы им поразмыслить вот о чем: откуда вообще у подавляющего консервативного большинства человечества это иррациональное неприятие самой идеи повлиять на свое сознание с помощью химии? Нынешняя граничащая с идиотизмом борьба с курением — только один пример. Подростки, отправленные в американские тюрьмы за пятку марихуаны, — другой пример, покруче. Противники «субстанций» готовы на откровенный подлог научных результатов, на зыбкие социологические спекуляции, лишь бы не признавать, что их ПРОСТО БЕСИТ курящий, пьющий, принимающий что бы то ни было гражданин.
Получается, что влиять на свое сознание как-то этически «нельзя». Это — священное. А что тут удивительного? Возможно, это вообще самое последнее священное, которое у нас есть.
Еще сто лет назад священного кругом было навалом, так что невинные опыты тогдашних вольнодумцев с кокаином и опиумом никого особо не волновали. Да и тайна сознания казалась настолько недоступной, что охранять ее с овчарками не было никакой нужды. Но за сто лет священное заметно сдало позиции. Многие пока еще делают вид, что верят в пояс Богородицы, в скорое пришествие Машиаха и в жертвы духам предков. На самом деле, подозреваю, верят они в это не больше, чем римлянин III века верил в божественное могущество императора. Бросит щепотку благовония на жертвенник — и весь день свободен.
Но вот сознание — последний рубеж, в который мы, кажется, верим пока по-настоящему. И чем сильнее сгущаются вокруг него тучи безжалостного научного анализа, тем отчаяннее человечество держится за этот последний оплот мракобесия. Никому не позволим кощунственно тыкать в сознание пальцем, МРТ-сканнером, сигаретой, шприцем или таблеткой. Оно непостижимо! Сознание несводимо к законам физики! Невозможно познать разум силой разума! А если вдруг случайно познаем, вся цивилизация и мораль рухнет в тартарары...
Конечно, это обычная религиозная чушь. От того, что будет детально описан механизм человеческого сознания, не больше вреда, чем если после соборования ходить по полу босиком*. То, что люди материальные существа, не помешало им познавать законы материи, вплоть до квантовой механики. Ну так и с сознанием, по-видимому, не должно быть никаких принципиальных проблем.
Дэвид Натт, по крайней мере, настроен очень решительно. Он ученый, он умеет побеждать мракобесов, у него большие планы. Наконец, он знает, где достать кислоту.
Ответы Дэвида Натта на вопросы касательно его исследования можно прочитать в журнале Nature.